Он прилетел к последнему дню земли — не дух, и не зверь, а поволока в дыму; воздух, преломлённый трехглавым дыханием, обуглил землю до зеркала, в котором никто не узнавал себя. Из обломков жара и искр, из того, что не стало ни светом, ни пепелищем, росло марево без краев, очерченное тонкокожим крылом, шитым ветром, а из линяющих спин падали, как зола, гравитация и геометрия. Изогнулось мгновение и мир пролился наружу, возвещая о конечности бытия.