Была девица тише воды, строже устава. На службе — всегда возле клироса, где свечи чадят и воздух густ от мира и ладана. На ней суконный черный убрус, летник, как ризы с икон, да переливаются на груди зелёные, будто престольный покров, гранатовые пуговки. Архиерей ставил её впереди всех — со свечой и саму, как свет. А потом вдруг исчезла. Шептались, кто — в скит, кто — в город. Да так никто и не ведает, кому нынче светят те драгоценные пуговки.