На окраине города, где тротуары облуплены как варёные яйца, а кирпичные дома крошатся и пахнут библиотекой и черствой булкой, затворник выискивал тишину и собирал в фотоаппарат лужи. Одним октябрьским утром, в ворохе листьев, шуршащих будто чужие письма, он нашёл на мокром асфальте тюльпан — не срезанный, но будто выдохнутый землёй. С тех пор отшельник перестал обходить стороной чужие глаза и стал узнавать себя в отражениях на застывшей воде, где лицо его теперь расплывалось в лепестках цвета вишневой гущи.