На краю ледяного поля, где небо натянуто на горизонт, как оленья шкура на бубен, старый шаман потерял свою тень. Он тщился вырастить новую — из золотого луча, из золы жертвенных капищ да из ветра, которому шептал свои тайные имена. Тень так и не вернулась, как не возвращается дым в костёр; имена застыли изгибами заклинаний на костяном посохе, и с тех пор в тонком перезвоне монист у висков северный волхв различал предсказания, что сыпались с будущего, будто снежные хлопья сквозь прорехи облаков.