На заре первомайских лозунгов, когда алый галстук пах абрикосом и высохшими чернилами, она разбирала в подвалах фабрики пыльные чертежи, отделяя проверенное от лишнего и новое от пролежавшего зря. Среди архивов и графиков случайно попалось в ладони сердце — не своё, но горячее и пульсирующее, как аварийный звонок, который кто-то вставил в оправу из светлого будущего и утерянных идеалов. С тех пор сердце это хранят руки тех, кто верит в генеральную уборку духа: по пятницам — по привычке, по субботам — по совести, в иные дни — из любви к невозможному.